Встретив Петровича в больнице, да ещё и в соседней палате, я очень обрадовался. Знали мы друг друга чуть больше чем дохрена, и, если выкинуть эпизод нашего с ним знакомства, который я описывал здесь Петрович то все эти долгие годы у нас были тёплые дружеские отношения.



Как я уже говорил в прошлой теме, Петрович работал на одном заводе с моим отцом. Причем работал в слесарке и имел доступ ко всем станкам и инструментам, и в отличии от других взрослых мужиков, никогда не выгонял меня нахрен, и если я просил чем-то мне помочь, то никогда не отказывал.

А я, с самого сопливого детства заходил на территорию завода как к себе домой. Меня знали все, начиная с бухгалтерии и заканчивая щенками сторожевой собаки Жучки, которые жили на проходной.

— 4iLiSH, — кричали мне с проходной, — папка уехал и будет только вечером.

— Здрасьте, тёть Зин, -кричал я в ответ, — да я не к нему, я к Петровичу.

— Аааа, ну иди. — Говорила тётя Зина и прикрыв окошко и застопорив вертушку садилась дальше вязать свой бесконечный носок.

А к Петровичу я мог обратиться с любой проблемой.
Начиная с того что цепь часто слетает, и заканчивая тем, что нашей хоккейной команде коньки «под желобок» заточить нужно.
И что особенно в нём нравилось, так это то, что он общался со мной на равных со всеми.

Приятно, когда стоишь в слесарке, вдыхая аромат машинного масла, видишь больших и взрослых мужиков, которые сидят и ждут пока Петрович наточит мне коньки…
Как говорил Петрович: «Вас, водителей, дохуя. А тут, честь школы на кону стоит! Вы что-ли голы забивать будете?! Вот сидите и ждите своей очереди.»

Как можно было не забить, после таких слов?
И мы забивали.

Лет в 12-13 примерно у меня появился «моторчик».
Это примерно тоже самое что и велосипед, только с двигателем внутреннего сгорания.

Как думаете, в какую сторону я толкал этот агрегат, когда он у меня заглох?

Правильно, к Петровичу.

Думаю я донёс до вас, что Петрович для меня, не какой-то хуй собачий, а тот кого я уважал и уважаю очень сильно.

В больнице, если кто не был и не знает, с развлечениями не густо, поэтому мы коротали свободное время за разговорами. Вспоминали общих знакомых, травили байки, рассказывали о себе и о своей жизни, и тут мне вспомнился один эпизод из далёкого детства.
Петрович стоит в дверях слесарки, в одной руке лом, в другой кефирная бутылка и кричит в сторону проходной: «Да стой же! Погоди!!!» А от него, очень даже резво улепётывает древний и дряхлый дед.

— Петрович, расскажи, что там за хуйня у вас была? Мужики говорили что убить ты собирался этого деда…

— Эт Мишка-то который? Ой дурак! Так до самой смерти на меня анонимки и писал! Убить мол, я его хочу и всё тут!
На улице, бывало встретит меня, так на другую сторону дороги переходил!

Соседи по палате, услышав наш разговор, притихли и с интересом поглядывали в нашу сторону.
Мы же с Петровичем сидели на моей кровати, перед нами стояли два табурета, на которые я водрузил чайник, бокалы и всё съедобное что у меня только было

— Давай, Петрович, рассказывай уже.

Петрович, взяв в руку чай, на минутку замолчал, словно вспоминая все подробности этой истории, которая началась более семидесяти лет назад, и начал свой неторопливый рассказ.

— Да сосед он мне был, этот Мишка. С самого детства мы с ним на одной улице жили.

Уж не знаю почему, но невзлюбил он меня с самого детства. А он лет на двадцать старше меня был. То шелбан мне поставит, то подзатыльник отвесит…
Лет семь мне было, хочешь, говорит на моей лошади покататься? Усадил меня верхом, да как даст ей кнутом по жопе… Как я тогда не убился, даже не знаю.

Петрович замолчал, отхлёбывая чай. В палате воцарилась такая тишина, что заглянувшая к нам медсестра с удивлением поинтересовалась «А что это вы тут притихли?» На что сразу же несколько голосов попросили. «Ну тише, Наташ, Петровича сидим слушаем. Не мешай»

Хмыкнув и пожав плечами Наташка закрыла дверь, а Петрович улыбнулся и продолжил.

— Лет десять мне было. На речку купаться пошел, а он, сучий сын, спиздил подлец мою одёжу и ушел! И как мне домой вертаться с голой жопой?!
Стыдно, голым-то в деревню идти! Так до самой ночи на речке и просидел.
Домой ночью пришел, так меня еще и отец выпорол, за то что целый день шлялся непойми где, да ещё и одёжку потерял.

Ну а на следующий день, встретил я этого Мишку, и прямо в глаза ему и сказал.

— Всё, пиздец тебе, Мишка! Вот вырасту и непременно тебя убью!

Побил он меня тогда. Да и потом, бывало что бил, но каждый раз когда он меня бил, я обещал вырасти и убить его.
Ну а потом, лет через несколько, я подрос, и он уже стал побаиваться меня.

Ну а когда я совсем уж вырос, то нет-нет да и напоминал ему при встрече. Но не всерьёз, а так, шутейно… Помнишь, мол, Мишка, как ты меня бил, а я тебя убить обещал? Ну ничего, вот подожду еще пару годиков, вот состаришься, тогда уж я на тебе душу-то и отведу.

А потом он на пенсию вышел, я про него и забыл совсем. Лет пять наверное и не видел. Он же дальше своего двора нос не показывал. А тут колонка у него сломалась, вот и пришел он ко мне в слесарку. Подсоби, говорит, сынок по-соседски.

Ну помог я ему, сделал новый поршень, резины кусок дал, на клапан, он мне бутылку принёс, всё по-людски значит.
А сам смотрю, что-то морду он кривит, ну я и спрашиваю. Может что не так? Сделал может плохо? Или ещё чем недоволен?

Да нет, говорит, хорошо всё сделал. Зуб, говорит одолел. Третий день с ним мучаюсь, терпежу уже нет.

Ну а я возьми, да предложи.

— Слушай, Мишк, у меня как раз аккумулятор на зарядке стоит. Давай мы нерв в твоём зубе током убьём да и всё.

— А не больно будет?

— Да нет. Там же всего 12 вольт.

На том и порешили.
Зачистил я провод подлиннее. Один ему в рот, значит вставили, и он его больным зубом прикусил. А второй провод в руки зажал.

Да не хотел я его убивать, так, ради смеха, чуть только в розетку провода сунул и сразу же вытащил. Оборачиваюсь, а Мишка-то всё, готовый уже вроде.
Я перепугался конечно. А потом пульс пощупал — живой стервец!!!
Ну, я провода у него из рук да изо рта выдернул, надо, думаю его водой побрызгать, чтоб в себя пришел.

А с водой, сам помнишь, как у нас в слесарке-то было. За водой идти до котельной нужно было, и хрен кого заставишь чтоб сходили. А как только принесёшь бутылку воды, её тут же кто-нибудь и выпьет! Вот я и убирал всегда бутылку в угол, где ломы да прочие заготовки для токарного станка. Туда кроме меня никто не лазил.

Я туда, в угол за ломы и кинулся, за водой-то!
А тут Мишка в себя пришел. Смотрит, проводов нету, я в железках роюсь… И вспомнилось ему, подлецу, что я его с самого детства убить обещал!

Ну и решил он, сучий сын, что, мол, током его убить не получилось, так я его ломом добить собираюсь. Вот и роюсь в углу, выбираю железяку поудобнее да потяжельше. А тут я как раз бутылку с водой достал, оборачиваюсь, в одной руке вода, а в другой лом, который поставить назад не успел.

Соскочил он, да бежать. Да скриками «Помогите, убивают!», да прямо в милицию…
Пятнадцать суток мне тогда дали и премии из-за него, оглоеда, лишили!

— А зуб-то как, Петрович? Убили нерв или нет? — Сквозь хохот поинтересовался я.

— Да кто ж его знает… Он же с тех пор окончательно уверился что я его убить желаю. Так и бегал от меня до самой смерти.

Петрович поставил на табурет кружку, задумался на несколько секунд и выдал финальную фразу.

— А вот нехуй было маленьких обижать. С маленькими дружить нужно! — Он посмотрел на меня, улыбнулся и подмигнул мне. — Да ведь, Гастелло?

Встал с моей кровати и пошел в свою палату.

© 4iLiSH