Рассказ бывшего учителя колонии строгого режима

В России каждый заключённый младше 30 лет обязан получить общее образование. Люди старше 30 лет, а также с инвалидностью первой или второй группы, учатся в колонии по желанию. Учеников зачисляют в классы не по возрасту, а по уровню образования, полученному на свободе.

Право и закон: Рассказ бывшего учителя колонии строгого режима


Осуждённый выбирает в какой форме проходить итоговую аттестацию — ЕГЭ или ГВЭ (государственный выпускной экзамен). В первом случае ученики могут поступить в высшее учебное заведение, а во втором — получить школьный аттестат. Заключённые чаще выбирают ГВЭ, потому что результаты ЕГЭ действуют четыре года и процедура не имеет жёстких требований. В 2019 году государственный выпускной экзамен сдали около восьми тысяч осуждённых по всей России.

Подготовиться к экзаменам заключённым помогает учитель, который направляет учеников на литературные конкурсы, показывает художественные произведения на экране телевизора и помогает ученикам учиться рассуждать. TJ пообщался с бывшим учителем колонии строгого режима о том, каково это — обучать осуждённых.

Как выглядит школа в колонии

В колонии я преподавал русский язык и литературу с октября по декабрь 2017 года. Это был мой первый педагогический опыт, который я запомню надолго. Во время практики мне позвонили из деканата института и предложили работу. Обещали свободу творчества, так как сильного контроля за работой учителя в колонии нет. И зарплаты в несколько раз выше, чем в обычной школе.

Когда я пришёл в школу, то первое время у меня был шок. Всё вокруг – печаль и беда. Все ходят в чёрных униформах, всё в гнетущих тонах, собаки и охрана. Если бы я вдруг потерял пропуск или забыл его, то меня никуда не впустили. В колонии строго следят за временем. Сначала я проходил первый пункт – досмотр, где меня проверяли на наличие телефона и флешек. Все гаджеты выключались и оставались на первом КПП (контрольно-пропускной пункт).

После проверяли на металлические вещи и еду, которую нельзя проносить. Исключением были книги, которые я приносил для учеников. Второй пропускной пункт формальный, меня впускали во внутренний двор колонии. Никакие опоздания не принимались, если опоздал на пять минут, то во внутрь не попадёшь. Третий пункт — вход в саму школу.

Школа находится за закрытыми воротами колонии. Ключи от них либо у директора, либо у дежурного учителя. И если опаздываешь, то дежурный учитель не открывает ворота. Сама школа внутри в хорошем состоянии по сравнению со многими городскими. Когда я устраивался на работу, мне сказали, что школа горела, но я не заметил последствий пожара.

Оснащение в колонии намного лучше, чем в общеобразовательной школе. В каждом классе есть ЖК-телевизор и компьютер, всё работало без сбоев. В некоторых школах в каждом классе даже компьютера нет, или вся техника устаревшая. Но библиотека в колонии скудная.

У заключённых нет домашнего задания. Его можно задать, но они ничего не сделают, потому что распорядок дня в колонии не подразумевает много свободного времени. А многие ученики сами не заинтересованы в обучении. Я задавал сочинения, которые заключённые должны написать за полгода, либо предлагал задания, которые они выполняли за этот промежуток.

Помимо отсутствия домашней работы, осуждённые не берут тетрадки и ручки на уроки. Я покупал себе розовые ручки, чтобы ученики их не украли, но если они просили что-то написать, то я выдавал обычную ручку. Библиотекой они не пользовались, там не было ничего, кроме учебников. Но некоторые проявляли инициативу и просили меня принести им «Божественную комедию» Данте.

Педсостав в школе малочисленный, преподавали одни мужчины. Официально школа числилась как вечерняя, но уроки проходили в две смены. Утренняя длилась с 10 до 12 утра, а вечерняя — с семи до девяти вечера. Всего в школе 12 классов, но 12 лет там никто не учился. Все начинают с седьмого-восьмого класса, азбуке и букварю в школе не учат. Когда я преподавал в 10 классе, мой ученик писал неплохие тексты, но не ставил точки в конце предложений. Он даже не понимал зачем они там нужны. Если в обычных школах знания систематизированы — ученики пятого класса имеют запас знаний с первого по четвёртый, то в колонии всё по-другому.

В нашей школе решётки в классах не стояли, нападений или каких-то волнений не наблюдалось. За поведение заключённых на уроке отвечали дежурные (сами заключённые). У них нет доступа к компьютерам без учителя, никаких ключей им не оставляют, особенно начальство колонии просило не приносить флешки, потому что дежурные их крадут. Учеников в школу приводили и уводили в сопровождении спецсотрудника.

Про уроки
Когда я пришёл работать в школу, то составил свою программу обучения и расписал литературу 20 века. Но мне указали на готовую программу, по которой учитель должен проводить уроки. А она самая обычная: есть темы за 10 класс, я их проговариваю с учениками, а потом они пишут сочинение. Но с заключёнными темы не обсуждались и не проверялись на ошибки. Им невозможно рассказывать про деепричастный оборот, они про него не знают.

В колонии много нерусских, и там проблема уже в написании. Некоторые вообще не учились или учились 20-30 лет назад. Я помню, что единственным исключением был осуждённый-авторитет с высшим образованием, и с ним я что-то обсуждал на уроке.

На одном из уроков литературы указал ученикам на ошибку в каком-то понятии, и весь урок они объясняли мне за слово «понятие». А как-то попросил их прочитать рассказ про животных за шестой-седьмой класс, где героями были петух (на жаргоне заключённых петух — пассивный гомосексуалист) и обезьяна (начинающий вор). До сих пор не знаю, как они восприняли этот текст, но точно в своём контексте.

Есть огромная разница, как вести урок у 25-30 школьников и пяти-шести заключённых. Самый младший в классе тогда был моим ровесником (23 года), он не воспринимал меня всерьёз и указывал на неопытность. Они повторяли: «Чему вы нас научите, если мы старше вас и у нас больше опыта, зачем нам школа?». Ещё ученики не понимали, зачем общаться со мной на «вы», когда могли на «ты». Они не обращались ко мне по имени отчеству, только «учитель». Если в школе есть какое-то уважение к учителю, то в колонии понятие «уважение» воспринимается иначе.

На уроке невозможно переговорить пятерых здоровых мужчин, которые разговаривают басом, а это отличается от 20-30 кричащих школьников. Я мог написать жалобу на них, после которой отправляют в карцер (специальная изолированная штрафная камера в колонии), но не делал этого.Чаще всего проводилась воспитательная беседа. Заключённые срывали мне уроки, если им неинтересно меня слушать. Они приходили и ничего не делали, как дети, которые не хотят фокусироваться на чём-то одном. Включали телевизор и разговаривали друг с другом.

Посещаемость в школах очень низкая, заключённого заставляют и просят прийти на урок. В школу можно не ходить, главное – сдать все сочинения. В тот момент, когда я пришёл, поднималась проблема посещаемости, но каких-то улучшений не застал. На урок приходили пять человек из 15.

На конфликты с учениками я не шёл, принимал пассивную сторону, не вступал в идеологический спор и разговаривал с ними как с обычными людьми. Не все заключённые бешеные или агрессивные, как думают многие. Большинство осуждённых ведут себя как обычные люди.

Мне становилось не по себе, когда ученики давили на меня. В колонии заключённые мощные манипуляторы. Если не выполнял их просьбы: положить деньги на счёт либо принести какую-то вещь, то они молчали весь урок или громко разговаривали. За два месяца работы мне поступали три просьбы, причём от самых тихих учеников. Манипуляция выводит людей на эмоции, а затем делает с человеком всё, что захочет. И ученики этим пользовались. Некоторые их высказывания я воспринимал всерьёз, сейчас смотрю на это по-другому.

Помогает ли школа заключённым

Первое — учитель ничего не изменит в жизни осуждённых. Я думаю, что у этих людей уже установленная позиция, вот они в Чечне воевали, потом выйдут из колонии и дальше пойдут воевать. Второе — можно найти людей, которые стремятся чему-то научиться, но для этого нужно иметь большой педагогический опыт.

Главное среди моих уроков — литература, на которой ученики высказываются, размышляют и говорят. Заключённым не хватает обычного общения, поэтому у них всегда много вопросов про устройство жизни вне колонии. Им необходимо говорить с человеком на равных и на отдалённые темы.

Ученики любят смотреть телевизор. Я не читал им тексты, все художественные произведения транслировались на экране. У меня это вызывало много возмущений, я не видел смысла своей подготовки к урокам, просто включал им телевизор и комментировал происходящее. Старые фильмы осуждённые не любят смотреть, но им понравился советский фильм «Старший сын», который я постоянно показывал. Этот фильм их впечатлил больше, чем красочный и новый «Великий Гэтсби» с Леонардо Ди Каприо.

Они по-другому воспринимают Раскольникова (герой романа Достоевского «Преступление и наказание»). Если совершил преступление, то он должен понести за это наказание. Тут никаких мыслей и размышлений не будет, они даже в диалог не вступают на эту тему.

Так как урок длился 40 минут, ученики не успевали смотреть фильмы целиком. Если в общеобразовательной школе у 10 «А» математика, то весь класс идёт на математику, а заключённые идут смотреть фильм с другим классом. Некоторые ученики оставались три урока подряд у меня. Я не обращал на это внимание.

Проработав в трёх обычных школах, я понял, что в колонии лучшие условия труда, лучшее оборудование, хорошая зарплата и дружный коллектив. Платили мне около 15 тысяч рублей в месяц за 17 часов работы и один час ставки. А через год после стимулирующих выплат (один из трёх элементов заработной платы работника, состоящий из доплат и надбавок, премий и иных выплат) зарплата увеличилась бы до 50 тысяч рублей. Мой коллега, учитель математики из колонии, получал как раз 50 тысяч в месяц.

В обычной школе я зарабатывал 16-17 тысяч за 28 часов. Нагрузка большая: проверка домашних заданий, составление программы и объём работы. А в колонии ничего не нужно проверять, это сокращает 60% свободного времени. В колонии классного руководства особо нет, основная задача – следить за посещаемостью и уточнять пропуски. В школе же много бюрократии, контроль за учениками и проверка домашнего задания.

Чтобы что-то изменить в образовании колонии, нужно работать с целой системой. Я бы начал со взаимоотношений внутри школы, потому что вежливые формы никто не воспринимает. Я как-то обратился к охраннику за помощью, но он меня проигнорировал: вежливая форма «извините, пожалуйста» там не работает. И к самому образованию в колонии мало кто стремится. Нужно как в техникумах предоставлять осуждённым какую-то профессиональную направленность для их будущего трудоустройства

Эта работа оказала на меня сильное эмоциональное давление. В классе был небольшой журнал, где прописывались статьи, по которым отбывали наказание мои ученики. Я не поверил, когда мне помог настроить компьютер приятный и спокойный человек, а это серийный маньяк, который убил восемь человек. У меня сразу поменялось восприятие, и я был в шоке. В колонии есть правило, которое меня тоже удивило — нельзя занижать оценки авторитетам. Я не знаю с чем это связано, возможно, чтобы не испортить отношение с заключёнными.

В неформальной беседе с учениками кто-то рассказывал анекдот про маму, а потом осуждённый добавил и засмеялся: «Я так свою маму прибил». В этот момент я понял, что это не шутка. Позже стал задумываться, насколько мне нужна эта работа, хочу ли я менять этих людей и преподавать.

0 комментариев