В новогоднюю ночь мы ждем какого — то чуда, и, бывает, случаются удивительные истории. Особенно в юности. Иногда очень хочется, чтоб они случились, но увы. Видимо, не время. Сегодня прочитала о действительно удивительной истории, и совсем неважно, что случилась она не в новогоднюю ночь.




Олег Евгеньевич Оcетинский (Пашков) поведал:

На днях прочёл в газете: «Нашлось кольцо Марлен Дитрих. Она потеряла его в озере 75 лет назад, катаясь на американских горках».

Марлен Дитрих — надменная суперзвезда, «голубой ангел» западного кино, подруга Хемингуэя, Ремарка, Жана Габена, такая, казалось бы, далёкая от нашей бедной, ограбленной большевиками и олигархами России…

Но вспомнилась удивительная история…

Был я когда-то московским советским мальчиком, любил, как почти все дети того времени, читать сентиментальные рассказы писателя Константина Паустовского. Потом поехал в Сибирь, прошёл там суровейшую школу выживания. Вернувшись в Москву, стал пробиваться в кино…

Все мы тогда бредили Западом, русской культуры как бы стеснялись. Было время хрущёвской оттепели, первая духовная «перестройка»… Однажды раздался звонок Андрона Кончаловского: «Марлен Дитрих приехала! Она в Доме кино!»

Вечером у Дома кино на Воровского было не пробиться. Но Андрон, сын С.М. Михалкова, достал места в партер. И вот выходит она: узкое белое платье, потрясающая фигура. Колье из сияющих бриллиантов. Запела! Чуть хрипловато, бесстрастно, как бы сверху… чудовищно эротично. «Лили Марлен»… Мы лопались от священного восторга: вот оно, вот он, волшебный Запад! Зал ревел.

Напились мы тогда у Андрона — по-страшному. Орали, визжали, — к чёрту Россию лапотную — только Запад! Там изощрённость, раскрепощённость, свобода! Проснулись днём, продолжили восторги, и вечером сил пойти на второй концерт Марлен Дитрих уже не было.

Прошло много лет, и — сбылись наши оттепельные мечты, пришла Перестройка! Перепалка! Перестрелка! Дюжина олигархов и двадцать тысяч обкомовцев-ЦКВЛКСМовцев быстро скупили за гроши всю Россию. Народ среагировал немедленно — начал вымирать по миллиону в год. Слово «мораль» было оплёвано по самое некуда, самой популярной в России стала фраза: «Я ничего никому не должен!» Россия захлёбывалась восторгом свободы, не замечая её стремительного обращения в дикое своеволие, в свободу только от русской христианской цивилизации.

Над словами «долг», «патриотизм», «душевность» издевались все на радио и ТВ. Страной правили новые русские мошенники, блатные и горсть новых бюрократов. Я от этой вони и грязи сбежал на Запад, с ужасом слушал новости о Жириновском, об «авторитетах», правящих целыми областями, о путанах, ставших главными звёздами медиа, о Березовских и Потаниных, о батальонах киллеров и прочей пене нашего лже-капитализма. Так прошло 15 лет! Мало-помалу Россия при Президенте Путине стала опоминаться, оглядываться, — хотя бы стонать.

Я вернулся в Москву, башенную и «безбашенную». Съездил в Крым, страну нашего юного диссидентства. С ужасом бежал из шалманистого, грохочущего Коктебеля. Заехал в Старый Крым — и случайно попал в маленький, только что открытый музейчик всеми забытого советского писателя, кумира моего детства К. Паустовского.

Осмотрел простенькую экспозицию и со снисходительной полуусмешкой умудрённого путешествиями по земному шару небожителя заметил вдруг на стене странную фотографию: Константин Паустовский, а перед ним на коленях какая-то странная женщина… Наклонился, щурясь… и, не веря своим глазам, обернулся к девушке-заведующей. Она кивнула мне с доброй улыбкой понимания: «Да, это — Марлен Дитрих»!

Мария Магдалена (Марле́н) Дитрих (нем. Marie Magdalene «Marlene» Dietrich, [maɐˈleːnə ˈdiːtʁɪç]; 27 декабря 1901, Берлин — 6 мая 1992, Париж) — немецкая и американская актриса, секс-символ и певица, создавшая один из совершенных кинематографических женских образов. Марлен Дитрих оказала яркое, незабываемое влияние на моду, кино, стиль и женское сознание.

Она представляла собой шокирующий тип прекрасной и обаятельной женщины, одновременно порочной и невинной, вызывающе сексуальной и неприступной. Несмотря на то, что Марлен Дитрих не была величайшей в мире актрисой, певицей или танцовщицей, её популярность была исключительно высока. Её необычная судьба, связанная с искусством, политикой и сексом, с одиночеством в конце жизни, вызывает интерес и споры и в ХХI веке.



Константи́н Гео́ргиевич Паусто́вский (19 (31) мая 1892, Москва — 14 июля 1968, там же) — русский советский писатель, классик русской литературы. Член Союза писателей СССР. Книги К. Паустовского неоднократно переводились на многие языки мира. Во второй половине XX века его повести и рассказы вошли в российских школах в программу по русской литературе для средних классов как один из сюжетных и стилистических образцов пейзажной и лирической прозы.



Признаюсь, я испытал лёгкий шок. А когда девушка рассказала мне историю этой фотографии — пришёл шок настоящий… Оказалось, что 35 лет назад, на том самом втором вечере Дитрих в ЦДЛ, куда мы с Андроном не дошли, случилось нечто фантастическое для нашей «новой» России.

В конце концерта на сцену ЦДЛ вышел с поздравлениями и комплиментами большой новый начальник и любезно спросил Дитрих: «Что бы вы хотели еще увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, Хрущёва, казино?».

И эта как бы недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо ему сказала: «Я бы хотела увидеть советского, русского писателя Константина Паустовского. Это — моя мечта много лет!».

Сказать, что все присутствующие были ошарашены, значит не сказать ничего. Мировая звезда — и какой-то Паустовский! Что за бред? Все зашептались — что-то тут не то! Начальник, тоже обалдевший поначалу, опомнился первым, дошло: с жиру звезда бесится. Ничего, и не такие причуды полоумных звёзд пережили!

И, натурально, — всех мигом на ноги! К вечеру этого самого Паустовского — уже полуживого, умирающего в дешёвой больнице, — разыскали. Объяснили суть нужной встречи. Но он отказался. Потребовали! Не вышло. И вот пришлось — с непривычки неумело — умолять! Умолили…

При громадном скоплении народа вечером на сцену ЦДЛ вышел, чуть пошатываясь, худой высокий старик. А через секунду на сцену вышла легендарная звезда, гордая валькирия, подруга Ремарка и Хемингуэя, — и вдруг, не сказав ни единого слова, молча грохнулась перед ним на колени.



А потом, схватив его руку, начала её целовать, и долго прижимала к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. Весь большой зал беззвучно застонал и замер, как в параличе. И только потом вдруг — медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то, — начал вставать. И встали все. И чей-то женский голос негромко выкрикнул что-то потрясённо-невнятное, — зал сразу прорвало бешеным водопадом рукоплесканий!..

А потом, когда замершего от неожиданности Паустовского усадили в старое кресло, и зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла она книг немало, но самым большим литературным событием в её жизни считает рассказ советского писателя Константина Паустовского «Телеграмма», который случайно прочитала в переводе на немецкий в каком-то сборнике, рекомендованном для чтения немецкому юношеству.

Быстро утерев бриллиантовую слезу, Марлен сказала очень просто: «С тех пор я чувствовала как бы некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что успела это сделать. Спасибо вам всем — и спасибо России!»…

Вот, собственно, и вся история. Как часто мы обманываемся насчёт Запада! И как трудно иногда разглядеть за гламурным блеском недоступной звезды трепетно бьющееся человеческое сердце. Доброе и отзывчивое.