Однажды, спустя полгода после моего прибытия в Израиль, мне необходимо было пройти медицинскую комиссию в израильском военкомате. Решался вопрос – будут ли меня, на пороге 30-летия, призывать на воинские сборы. Кстати, в Израиле они называются кошачьим словечком «миллуим». А вместе с этим решался еще один, более важный вопрос — возьмут ли меня на работу. Потому как, моему новому работодателю не интересно было брать на работу швицера, которого периодически будут выдергивать на эти самые миллуимы.




Я хорошо помнил свои призывные медицинские комиссии в военкомате родного городка, еще в СССР. На них всенепременно будущему призывнику в кабинете врача-хирурга приходилось стягивать трусы, становиться буквой «зю», то бишь раком, руками разводить жопные половинки и демонстрировать доктору свой драгоценный анус на предмет наличия-отсутствия геморроя. Унизительная, я вам скажу, процедурка. Я проходил подобные призывные комиссии раз восемь. И каждый раз показывал хирургу жопу.

Стереотипы глубоко въедаются нам под кожу. И вот, с таким неприятным стереотипом, в боязненном ожидании встречи с хирургом-евреем, я отправился в военкомат города Тверия на медицинское обследование.

Одно дело светить очком в 16 лет, когда страна — тюрьма народов, призыв всеобщий, родина сказала «надо», и, вообще, ты еще никто и звать тебя никак. Другое дело раздвигать ягодицы в тридцать лет, когда ты уже взрослый человек, у тебя уже давно жена и ребенок, и вообще ты в эту страну приехал за свободой и личностным ростом, а не жопы показывать.

Вот с такими нехорошими ожиданиями я вошел в кабинет хирурга – доброго седого старичка в очках.

А язык – иврит — я тогда знал еще не очень, но думал, что знаю его хорошо. Ох, уж эта моя самоуверенность…

Короче, дедушка-хирург попросил меня снять носки на предмет обнаружения у меня плоскостопия. Вот я за ширмочкой и стянул вместо носков свои сатиновые семейные трусы. В голове-то стереотип этот дурацкий. В таком виде, стыдливо прикрывая ладошками срамное место, и появился я пред светлы очи врача. Дедушка вскинул бровь, удивившись, потому что я был в носках, но без трусов. А плоскостопие в таком виде не обнаружить.

— Наоборот, — приказал хирург-еврей негромко, имея в виду, что мне надлежит надеть трусы и снять носки. Его же тихое «наоборот» я воспринял буквально и повернулся к старику тылом. То бишь, жопой. Наоборот так наоборот. Нет проблем.

Дед остался недоволен и продолжал о чем-то там меня просить на непонятном иврите. Мне показалось, что я все понял. Поэтому наклонился буквой «зю» и приблизился к доктору поближе своим бледным и незагорелым задом. Дед обомлел, а я для верности взял и раздвинул ягодицы.

Хирург в моем очке плоскостопия почему-то не обнаружил, и поспешно что-то накалякал в личном деле круглыми буквами справа налево. Не знаю, что он там писал, но на воинские сборы меня почему-то так ни разу и не призвали.

Не прошел я, видать, комиссию.

Реббе