Основная работа по борьбе с преступностью в годы войны лежала на милиции, входившей в структуру НКВД. При этом сотрудникам правоохранительных органов приходилось действовать в трудных условиях. Многие опытные работники были отправлены на фронт, на их место приходили молодые, необстрелянные кадры. Не хватало оружия и автотранспорта, работа в тылу осложнялась наплывом беженцев и эвакуированных.
В то же время преступные элементы, пользуясь неразберихой, а в некоторых случаях и паникой, дефицитом почти всех товаров, стали действовать дерзко, порой откровенно нагло, совершая лихие налеты на магазины, квартиры граждан, автомобили и простых прохожих. Благо во время войны было введено затемнение, и улицы с вечера до раннего утра были погружены во мрак. Многочисленные пустыри, лабиринты узких улочек частного сектора, сады и парки позволяли легко и быстро скрыться от милиции. При задержании бандиты часто оказывали ожесточенное сопротивление, пуская в ход оружие.
Во время Великой Отечественной войны советские города подвергались систематическим налетам немецкой авиации, причем нередко целями бомбардировок были жилые кварталы города. Иногда воздушные тревоги объявлялись по пять-шесть раз в сутки и более. Это приводило к тому, что значительная часть населения покидала жилища и долгое время находилась в укрытиях. Имущество же оставалось без присмотра. Некоторые дома попросту пустели. Разрушения и пожары также способствовали возникновению в городах на какое-то время хаоса, под прикрытием которого можно было хорошенько поживиться. Кроме того, основная масса граждан работала по 10-12 часов, опять же надолго оставляя свои дома и квартиры. Не случайно, что самыми распространенными преступлениями стали кражи из квартир, чьи хозяева либо погибли при бомбардировке, либо временно покинули их в связи с воздушной тревогой. Встречались мародеры, которые не гнушались и вещами, находящимися при убитых.
В первой половине 1942 г. значительное распространение получили такие преступления, как убийства и покушения на убийства с целью овладения продовольственными карточками и продуктами питания. Главным образом воровали из квартир эвакуированных и призванных в Красную Армию граждан.
Из-за дефицита любой товар можно было сбыть на рынке. Сотрудники милиции систематически проверяли жилой фонд, различные места концентрации уголовных элементов, выявляя и задерживая при этом преступников и подозрительных лиц.
На рынках, где традиционно скапливался воровской элемент и сбывалось краденое, милиция проводила массовые проверки документов и облавы с последующей проверкой всех подозрительных лиц. Лица без определенных занятий арестовывались и выдворялись из городов. В связи с ростом карманных краж милиция формировала специальные оперативные группы, которые в штатской одежде патрулировали рынки, трамваи и трамвайные остановки, особенно в часы пик.
Вот один из случаев работы милиционеров в г. Мурманск. «Так, 29 ноября 1944 г. старший оперуполномоченный лейтенант Туркин, обходя городской рынок, по подозрению в продаже краденых вещей задержал гражданина в военной форме, назвавшегося А.С. Богдановым. При следовании в областное управление НКВД тот неожиданно выхватил из кармана «наган» и попытался выстрелить в милиционера. Однако Туркин сумел обезоружить Богданова и доставил его в управление. Впоследствии выяснилось, что накануне задержанный совершил кражу, а краденые вещи принес продавать на рынок».
Однако жулики орудовали не только в квартирах, часто они совершали кражи с объектов торговли, в основном из магазинов. Трудности с продовольствием, карточная система породили новые виды преступлений, такие как кражи и сбыт по спекулятивным ценам продовольственных карточек, хищения продовольствия со складов, из магазинов и столовых, сбыт и скупка золота, драгоценностей, контрабандных товаров. Основной контингент арестованных по статьям «спекуляция» и «хищение соцсобственности» составляли работники торгово-снабженческих организаций, магазинов, складов, баз и столовых.
Сотрудники отдела по борьбе с хищениями соцсобственности (ОБХСС) проводили внезапные проверки торговых организаций и столовых, контролировали работу вахтерско-сторожевой службы, следили за порядком на крупных предприятиях, обеспечивали сохранность и строжайшее распределение продовольственных и промтоварных карточек, выслеживали и задерживали с поличным спекулянтов.
Дело в том, что в отличие от обычной кражи, за которую можно было отделаться и условным сроком, хищение соцсобственности (фактически госсобственности) согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. каралось лишением свободы на срок до десяти лет с конфискацией. В блатной среде это постановление именовали «Указ 7-8».
Надо сказать, что криминальный фронт ширился от года к году. В целом по стране уровень преступности в 1942 г. возрос на 22% по сравнению с 1941 г, в 1943 г. рост составил 21% по сравнению с предыдущим годом, а в 1944 г. соответственно – 8,6%. И только в 1945 г. наметилось некоторое снижение уровня преступности, когда в первом полугодии число преступлений снизилось на 10%. При этом наибольший прирост дали тяжкие преступления. Если во второй половине 1941 г. в СССР (только на неоккупированной территории) были зарегистрированы 3317 убийств, то в 1944 г. – уже 8369, а число разбойных нападений и грабежей выросло соответственно с 7499 до 20124. Но наиболее впечатляет рост краж с 252588 до 444906 и скотокрадства – с 8714 до 36 285. И напомним, что речь идет только о зарегистрированных милицией преступлениях.
Положение по борьбе с преступностью усугублялось изменением в худшую сторону качественного состава самих правоохранительных органов. К 1943 г. во многих органах милиции значительно обновился личный состав. Старые, опытные сотрудники уходили на фронт, а на их место приходили малоопытные и недостаточно обученные люди. При этом бандитские группы, как правило, значительно пополнялись уголовниками, скрывающимися от правоохранительных органов, дезертирами, уклонистами от призыва в армию. Кроме этого, криминогенная обстановка, например в ряде восточных регионов страны осложнялась перемещением через них из западных районов в Казахстан, на Урал и в Сибирь огромных потоков людских масс, размещением большого числа эвакуированных. К примеру, в годы войны в Саратовской области четверть всего населения была некоренной.
В августе 1942 г. размах бандитизма в Саратове принял огромные масштабы. «В борьбе с преступностью тесно взаимодействовали подразделения уголовного розыска, ОБХСС, паспортные службы, участковые милиционеры и подразделения внутренних войск НКВД. В течение года саратовские милиционеры изъяли у преступников в общей сложности два миллиона рублей, 2100 рублей золотыми монетами царской чеканки, 360 долларов США, 4,8 кг изделий из драгоценных металлов и 6,5 кг серебра».
Затем в 1943 г. в ходе проведения операции «Танго» правоохранительными органами была обезврежена бандитская группа Луговского – Бизяева, состоявшая из двенадцати человек. Она, подобно московской «Черной кошке» из знаменитого фильма, длительное время терроризировала население областного центра, создавала у граждан атмосферу страха и неуверенности. Практически ежедневно в различных частях Саратова бандитами совершались убийства, дерзкие вооруженные налеты на денежные кассы государственных учреждений, магазины и склады. В конце того же 1943 г. в Пензенской области милиционеры ликвидировали бандитскую группу Жилина. Она состояла из 19 человек и совершил а 18 вооруженных налетов.
В военной обстановке в городах с наиболее неблагополучной криминогенной ситуацией для борьбы с преступностью органами милиции принимались особые организационные, тактические и оперативные меры. Например, запрещалось хождение по улицам и движение транспорта с 24.00 до 05.00. За нарушение правил торговли, спекуляцию, скупку промтоваров и продуктов в целях создания запасов, а также хулиганство, хищения, кражи, распространение панических и провокационных слухов, нарушение работы средств связи, правил противовоздушной обороны, пожарной охраны и уклонение от выполнения оборонных заданий виновные лица отвечали как за тягчайшее преступление.
В январе 1942 г. пленум Верховного суда СССР своим постановлением установил, что кражи у эвакуированных необходимо квалифицировать как совершенные во время стихийных бедствий, а если они были совершены при дополнительных отягчающих обстоятельствах: группой лиц, рецидивистом и др. – то уже как бандитизм.
«Органы НКВД изъяли у питерских спекулянтов и воров 9,5 миллиона рублей наличных денег, 41 215 рублей золотой монетой и 2,5 миллиона рублей облигациями госзаймов, а также почти 70 кг золота, полтонны серебра, 1537 бриллиантов, 1295 золотых часов, 36 км мануфактуры и 483 тонны продуктов питания! Уже одни эти цифры говорят о том, что уровень жизни в блокадном Ленинграде у разных людей сильно отличался.
У бандитов был обнаружен большой арсенал оружия, коим можно было вооружить полдивизии: 1113 винтовок, 820 ручных гранат, 631 револьвер и пистолет, десять автоматов и три пулемета, а также почти 70 тысяч патронов. Что касается социального состава осужденных, то среди них больше всего было рабочих – 10 тысяч человек. Второе место занимали лица без определенных занятий – 8684 человека».
В годы Великой Отечественной войны бандитизм широко распространился и в отдаленных районах СССР, в том числе в Сибири. Типичный пример – криминальная деятельность так называемой банды Павлова в Томмотском районе Алданского округа Якутской АССР. Свое название эта «бригада» получила по имени организатора Егора Николаевича Павлова – 50-летнего эвенка. До войны этот гражданин был членом ВКП(б) и занимал должность председателя колхоза. Но война изменила судьбы и перевернула жизнь многих людей, – у кого-то в лучшую, а у кого-то в худшую сторону. Началось все с того, что в августе 1942 г. из возглавляемого Павловым колхоза им. «18-й Партконференции» началось массовое бегство колхозников. Почти одновременно из него вышли восемь промысловиков-охотников, которые после этого с семьями ушли в тайгу, к ним присоединились и еще три единоличника. Однако просто так отсиживаться в лесной чащобе «павловцы» не собирались.
Сколотив банду, частично основанную на родственных связях, они 22 ноября 1942 г. начали «боевые действия». В этот день бандиты напали на табор оленевода Хатырхайского прииска. Их трофеями стали двадцать оленей, принадлежавших прииску. На следующий день «отряд» совершил уже куда более дерзкую вылазку. Атаке подвергся участок «Крутой», где бандиты произвели подворный обыск и массовое изъятие оружия у населения. Попутно ими был ограблен местный магазин и взяты «пленные» – рабочие старательских бригад. В центре Хатырхайского прииска «павловцы» атаковали контору с целью грабежа золота и денег. Однако небольшой вооруженный отряд во главе с начальником прииска и парторгом организовали оборону.
Перестрелка длилась до поздней ночи. Бандиты, вероятно, вспомнив школьные рассказы про Средневековье, пытались несколько раз поджечь здание, но им это не удалось. В 21.00, уже в темноте, они взломали склад с продовольствием. Загрузив товарами 15 нарт, бандиты отправили добычу в тайгу к месту нахождения своего табора. Перед уходом они подожгли радиостанцию, а выбежавшую оттуда безоружную женщину – врача местной приисковой больницы Каменскую – застрелили. Так начинался грабеж приисков и террор мирных жителей бандой Павлова. В дальнейшем нападения на прииски следовали одно за другим. Только с одного прииска Хатырхай «бригада Павлова вывезла семь тонн муки, разных промышленных товаров на сумму 10 310 рублей в золотом исчислении, угнала двадцать оленей, попутно ограбив все мирное население». Только в феврале 1943 г. со значительными потерями личного состава сотрудники НКВД сумели обезвредить банду.
Помимо банды Павлова, в 1941-1945 гг. в самом Якутске, а также Аллах-Юньском, Томмотском, Алданском и других районах республики удалось ликвидировать и ряд других бандформирований: банду Коркина, банду Шумилова и др.
Часто в банды попадали дезертиры, сбежавшие из фронтовых частей. Некоторые из них, «возвращаясь» с фронта, благополучно устраивались на работу и даже занимались «бизнесом». Надо сказать, что именно село стало основным приютом для бежавших из армии солдат. Здесь народ жил более просто, нежели в городе, документы у «вернувшихся с фронта» не проверяли, и односельчане верили в то, что их «отпустили» по состоянию здоровья. Разоблачение чаше всего наступало только после письменного сообщения командиров воинских частей о дезертирстве военнослужащего. Впрочем, если человеку удавалось затеряться в суматохе боя и только потом сбежать, был шанс попасть в графу «пропал без вести». В таком случае вероятность быть пойманным становилась еще меньше. Тут важно было успеть предупредить родственников до получения теми соответствующего извещения. Впрочем, бумаги эти, как правило, приходили с большим опозданием или вообще не приходили. Иногда у дезертира был шанс, что его воинская часть, скажем, попадет в окружение и погибнет, а документы сгорят или попадут к противнику. Тогда бы о бегстве солдата никто не узнал.
Работа по розыску дезертиров и призыву новобранцев лежала на плечах районных военкоматов. Наибольшее число дезертиров с фронта было в 1941 г. Но в 1942 г. власти, видимо, вздохнув после окончания битвы за Москву, всерьез «озаботились» судьбой тысяч сбежавших из армии бойцов. Но не каждого пойманного дезертира настигала суровая кара. Смертная казнь в отношении них применялась примерно в 8-10% случаев. А у «уклонистов», то есть не явившихся в военкомат по повестке или иным способом избежавших призыва в армию, встать к стенке шансов было еще меньше. У большинства же появлялся второй шанс послужить Родине, но уже в штрафной роте. К высшей же мере наказания людей приговаривали только за неоднократное дезертирство и дезертирство, связанное с грабежами и другими тяжкими преступлениями. Из-за большого числа дезертиров у следственных органов не хватало времени на тщательное расследование каждого случая. Дела, как правило, велись поверхностно, данные о дезертирстве вписывались в протокол со слов обвиняемого без всякой проверки. Детали побега с фронта, местонахождение оружия и соучастники не всегда выявлялись.
Впрочем, и в крупных городах, несмотря на, казалось бы, строгие военные порядки, дезертирам удавалось не просто скрываться, а жить прямо у себя дома. Так, некто Шатков сбежал с фронта 28 ноября 1941 г. и прибыл в родной Горький, где без всякой прописки проживал со своей семьей. Задержан «пацифист» был лишь 11 января 1942 г., опять же после получения сообщения командира части.
Всего только за 42-й год в Горьковской области были выловлены и осуждены 4207 дезертиров, при этом многим другим удалось избежать наказания. В послевоенные годы жители вспоминали о целых лесных районах, буквально наводненных беглецами из армии и уклонистами. Впрочем, этот регион намного переплюнули соседи по Поволжью, В Саратовской области за тот же период были выловлены 5700 дезертиров. А рекорд поставила Сталинградская область – шесть тысяч дезертиров за 1944 г. Впрочем, это было во многом связано с прошедшими здесь боевыми действиями…
В июле – сентябре 1944 г. по приказу Берии органы НКВД, НКГБ, прокуратуры, а также «Смерш» провели масштабную операцию по выявлению дезертиров и уклонистов. В результате по всей стране были арестованы в обшей сложности 87 923 дезертира и еще 82 834 уклониста от службы… Из числа задержанных 104 343 человека были переданы в райвоенкоматы и пополнили ряды Красной Армии перед заключительным этапом Второй мировой войны.
За весь же период Великой Отечественной войны из рядов Красной Армии, по разным оценкам, убежали 1,7-2,5 миллиона человек, включая перебежчиков к противнику! При этом по статье «за дезертирство» были осуждены только 376,3 тысячи человек, а 212,4 тысячи из числа дезертиров, объявленных в розыск, найти и наказать так и не удалось.
При этом советская власть, вероятно, наивно полагала, что вчерашние воры и жулики действительно преисполнятся решимости защищать Родину. Сталинская репрессивная система, бывшая столь безжалостной к многодетным матерям, крестьянам и простым рабочим, проявляла невиданный гуманизм и сочувствие к тем, кто действительно заслуживал сурового наказания. Благодаря статье 28 УК РСФСР некоторые преступники получали в обшей сложности по 50-60 лет заключения и снова оказывались на свободе. Вот один из многочисленных примеров.
31 декабря 1942 г. уже шесть раз судимый вор Киселев Г.В. был освобожден из тюрьмы и направлен в воинскую часть, откуда очень быстро дезертировал. 30 августа 1943 г. его снова арестовали, осудили еще на десять лет и снова отправили «искупать вину» в Красную Армию. И опять Киселев оттуда сбежал и продолжил заниматься грабежами и кражами. 10 октября того же 1943 г. закоренелого преступника, так и не преисполнившегося патриотизмом, в очередной раз арестовали, но все повторилось опять.
Хищения происходили и в армии. Поэтому 3 марта 1942 г. Госкомитет обороны СССР принял секретное постановление №1379сс «Об охране военного имущества Красной Армии в военное время». Согласно ему, за хищение оружия, продовольствия, обмундирования, снаряжения, горючего и т.п., а также за его умышленную порчу устанавливалась высшая мера наказания – расстрел с конфискацией всего имущества преступника. За разбазаривание военного имущества полагалось давать не менее пяти лет лишения свободы.
В годы войны органы милиции проделали большую работу по борьбе с бандитизмом и другими видами преступности. Однако были в них и серьезные проблемы. Нехватка кадров зачастую вынуждала брать на работу малообразованных и малокультурных людей, не проверяя, чем те занимались в прошлом. Поэтому и среди стражей порядка имела место преступность и нарушение законности.
4 июня 1943 г. начальник Вадского райотдела (Горьковская обл.) НКВД Карпов организовал прямо на работе коллективную попойку, в которой по его приглашению приняли участие секретарь отдела Лапин и участковый уполномоченный Патин, бывший в тот день ответственным дежурным. Последнего поили зря. Дело в том, что пока милиционеры поднимали тосты за Победу и за Сталина, сидевшие в камере предварительного заключения лица совершили подкоп и сбежали. Всего из лап милиции удрали семь человек. Этот вопиющий случай стал известен даже в Горьковском обкоме ВКП(б).
Источник
