В 2002 году я пришёл в военкомат. Точнее попытался войти.
– Звание? – спросил у меня на входе человек в форме.
– Ваше?
– Ваше!
– Моё? Пацан, – легкомысленно ответил я. Увидел, что мою шутку не оценили, пояснил, – Я не служил, мне документы забрать надо.
Я прошёл, назвал свою фамилию человеку, сидящему в будке, и тут началось. Оказалось, я в розыске. Искали меня — искали, не нашли, а тут я сам пришёл.

Военком, немолодой и невысокий армянин, строгим голосом велел мне сесть подальше от его стола.
– Знаешь, почему?
– Знаю, – подумал я, – потому что от тебя перегаром пахнет с утра, – и изобразил внимание на своём лице.
– Потому что был тут один такой дерзкий, тоже служить не хотел, пришлось его проучить. Садись на стул у двери, вот смотри, что с ним стало.
И протянул мне пачку фотографий, где дерзкий пацан был запечатлён на суде вместе с плачущей мамой. Я был впечатлён креативом.

– И где ты был? – спросил военком.
Я честно сказал, что какое-то время употреблял наркотики, жил антисоциальной жизнью, но теперь всё в прошлом, я готов стать полноправным членом общества, и мне нужны документы, чтобы получить новый паспорт. Старый у меня украли.
– Наркотики это плохо.
– Плохо, – согласился я.
– В армию могут не взять.
Я вздохнул.
– И права не получишь.
– Если деньги на машину будут, то и на права найдутся, – опять глупо пошутил я. Мне было всё равно. Я не автолюбитель. Равнодушен к машинам. Абсолютно.
– Давай скажем, что ты жил у бабушки в деревне, – предложил он.
– Я не жил у бабушки в деревне, я жил в городе, в десяти минутах ходьбы от вашего военкомата. И я решил, что больше не буду говорить неправду. Совсем. Это грех.
Я был христианин–неофит, горел желанием поделиться верой и засвидетельствовать изменения, произошедшие со мной.
– Так что пишите, как есть.
– Надо заплатить штраф, – выдохнул укротитель дерзких пацанов. И назвал сумму.
Я сказал что понимаю, готов, и засобирался в «Сбербанк».
– Можно не ходить, – устало сказал он. – В «Сбербанк» можно не ходить. У нас тут в кабинете карандашей не хватает и резинок стирательных, и бумаги, много чего ещё не хватает, в общем, можешь мне штраф отдать.
Я, как дипломированный преподаватель изобразительного искусства, посочувствовал нехватке карандашей и резинок и передал ему деньги.
– Не меченые? – спросил военком, просветлел лицом, выписал мне какую-то бумажку, сказал, куда и когда мне надо прийти, и засобирался, наверное, за карандашами.

На следующее утро, размышляя о том, что я, скорее всего, дал взятку, а это грех, помолившись, поехал на медосмотр.

– Призывник? – спросил на входе человек в форме.
– Не знаю. Я по флаеру, сам смотри, – и сунул служивому бумажку от военкома.
Cлушая испуганные разговоры школьников («он спросил, кому тут деньги заносить, а ему сразу кирзачи дали и в стройбат оправили»), я разделся до трусов, взял свои бумаги и пошёл по врачам.

– Наркотики употребляли? – спросила первая женщина-врач.
Наверное, нарколог, – подумал я.
– Девяностые были, все тогда употребляли. Ну, почти все.
Время такое было, – я попытался начать общение на позитивной волне.
– Какие наркотики употребляли?
– Вам всё рассказывать?
– Всё.
Она приготовилась записывать.
Так как я решил говорить правду и только правду, я рассказал всё. Или почти всё, потому что она меня прервала со словами: «в армию вам, скорее всего, не надо», и сделала какие-то пометки в моих бумагах. При этом многозначительно добавила:
– Пока карандашом, потом ручкой напишу.
– Это всё в прошлом, – уверенно сказал я и начал вести себя так, как в моём представлении должны вести себя люди, никогда не употреблявшие наркотики – с неиссякаемым оптимизмом в голосе и огоньком в глазах.
Следующая женщина-врач, сидевшая за соседним столом, спросила, как моё настроение, всегда ли я такой жизнерадостный, и были ли у меня травмы головы. Наверное, психолог, – решил я.
– Были, – ответил я максимально бодро.
– И в результате чего у вас были травмы головы?
Я излучал счастье и добавил в голос немного сожаления о бездумно потраченных годах юности.
– Не находил взаимопонимания с работниками правоохранительных органов.
– Сознание теряли?
– Терял, конечно же.
– Лежали?
– Лежал.
– Где лежали?
– Где терял, там и лежал, – вопрос показался мне глупым.
– В больнице лежали? Выписки есть?
– Лежал после допроса, чтобы показания признали недействительными, но меня выгнали за нарушение режима и выписку не дали.
Я был полон желания жить по-новому.
– Всё понятно.
Врач номер два повернулась к врачу номер один и о чём-то с ней поговорила на особом медицинском языке. Я понял только, что первая скорее всего права и что-то у меня такое есть.
Я огорчился. Коротенько рассказал им про Христа и про то, что вообще-то я работаю дизайнером и у меня всё хорошо. Даже сигареты не курю.
– А вы хотите служить в армии? – уточнила женщина в белом халате.
– Готов защищать страну, я хорошо стреляю, всё детство провёл в тирах, у меня даже своя «воздушка» была.
Подумав секунду, уточнил:
– А строить дачи генералам я не готов.
Мой друг служил в стройбате. У них периодически кто-то падал с крыши или от чего-то (по официальной версии) засыпал в бетономешалке. Чтобы им не было от такой жизни очень грустно, они кололись водкой и ели собак.
– В стройбат я не хочу, а в спецназ меня, наверное, не возьмут, по возрасту уже не подхожу, мне ведь двадцать шесть уже.
Я подумал, что каждый нормальный ненаркоман должен хотеть служить как минимум в ВДВ.
– Точно, – сказала врач номер два своей коллеге, – Вы совершенно правы.
И написала в моих бумагах что-то карандашом.

Я зашёл в последний кабинет, где уже собрались врачи, военные и один милиционер.
– Привет.
– Доложить по форме! – заорали мне в лицо.
– Я гражданский, – напомнил я и прочитал текст, на который мне указали.
По щучьему велению, по вашему хотению, призывник такой-то явился — не запылился – и всё в таком духе…
Дальше было скучно. Главный человек в погонах кричал, что таких, как я, надо расстреливать. Милиционер спрашивал, где я скрывался. Врачи говорили, что у меня нашли ещё что-то, из чего я сделал вывод, что наркотики не пошли на пользу моему здоровью.

– Если мы вам отдадим документы, вы когда встанете на учёт по новому месту жительства? – спросил у меня ценитель карандашей и стиралок, когда я опять приехал в военкомат.
– Завтра. Или послезавтра.
Я твёрдо решил больше не спонсировать его страсть к канцелярским товарам.

Мне отдали все мои бумаги из военкомата, я подумал, что их можно сжечь и потеряться надолго. Но для того, чтобы вернуться в Москву, мне по-прежнему был нужен новый паспорт.

В армию меня так и не взяли.

Был сегодня на собеседовании в компании "...". Хр-менеджер дала мне ноутбук и сказала: «попробуйте-ка мне его продать...». Ну, я взял ноут и вышел с ним из комнаты, а затем… вообще ушел. Когда я пришел домой мне позвонил хр-менеджер и стала истерично кричать: «немедленно верни мой ноут обратно!»
Я сказал: 200 баксов и ноут ваш…

\не мое\

В четыре года, когда я уже был готов на осознанное ведение беседы, за любой мало-мальский косяк с моей стороны меня пугали страшной карой:
— Придет дядя милиционер и заберет тебя в милицию!

Что он там будет со мной делать и каким образом будет забирать, не уточнялось. Вопросов больше не было, а проверить, что будет дальше я не осмеливался. До поры, до времени меня такое расположение вещей вполне устраивало, пока я не набрался храбрости и не спросил у первого попавшегося милиционера:
— Дядинька, а вы меня точно заберете, если я не лягу спать после калыханки?
На что страж порядка зыркнул из-под шапки, и ответил, сплюнув сквозь зубы:
— Нахуй ты мне не сдался, пиздюк.

Что такое нахуй и пиздюк мои родители мне так и не ответили. Но сказали, что это был плохой милиционер, а забирают — хорошие. У меня случился сбой в программе и я решил больше этих дядек не трогать. Мало-ли, вдруг и правда — заберут. Смысл этих слов, как и остальных околовенерологических терминов, мне пояснил мой дружбан Коля. Но о нем чуть попозже.

Дальше — больше. Меня начали учить читать, а в последующем и писать. Каков был мотив?

— Вон, Коленька из первого подъезда уже давно все умеет и сам написал письмо деду морозу, а ты, бестолочь такая, только пару стихов наизусть выучил и гордишься.

А гордиться было чем. Как-то на одном квартирнике меня поставили на табуреточку (предварительно напомнил про доброго милиционера) и попросили прочитать стишок. Мне тогда подумалось:
— Раз собрались папины друзья, то можно рассказать папин любимый, про собаку.

Об этом я и сообщил окружающим. Тем более, что они были счастливы услышать из моих уст что-то типа «жили у бабуси два веселых гуся».

Однако я был более подкован и выдал:
— Луна на небе — быццам срака
И зорки свецяць абы дзе
А на двары насрау сабака
I пар iдзе, iдзе, iдзе…

Одного я не учел, у нас в гостях была бабушкина хорошая знакомая поэтесса. Ее и пришлось откачивать моим родителям.

За свою выходку я остался на неделю без мороженого и (о ужас!) походов в «Детский мир», а папинька лишь злобно хихикал и говорил, что к концу моего домашнего карцера мы разучим еще парочку четверостиший. И ведь разучили. Ну да ладно, вернемся к Коленьке.

Познакомился я с ним, будучи в пятилетнем возрасте, когда уже умел сносно читать и цитировал наизусть Пушкина (меня ведь не только папа стихам учил). Наша первая встреча произошла лоб в лоб — я сосредоточенно убегал от соседа дяди Миши, который с криками «убью, гнида!» Бежал за мной с дрыном в надежде вернуть катафот со своей «Волги». А Колян наворачивал во встречном направлении от своей бабки, у которой стянул кусок мяса для помойного кота. Так и встретились. До сих пор зубы сводит, как вспомню.

Так вот. В связи с этой, не побоюсь этого слова «звездной» встречей у меня случилась череда разочарований. Во-первых — Коля сказал, что деда Мороза нет, а это значило, что я задарма читать начал, а во-вторых, сидя у него в гостях и залечивая зеленкой раны я гордо похвастался, что все про Колю знаю. И что он кашу ест всю, и что читает лучше меня, и сумки помогает нести из магазина. На что его отец, суровевший военный, дал ему хорошего леща и басом сказал:
— Этот распиздяй даже алфавита не знает.

Коля хрюкнул и нырнул носом в суп, а я глубоко задумался, неужели снова обман?
Я опять пришел за разъяснениями к родителям. И снова был наказан за слова, смысл которых я узнал гораздо позже…

Когда боевые шрамы практически сошли на нет и мне было позволено самостоятельно выходить во двор, я притащил Колю к себе домой. Естественно, что мы не занимались разучиванием Лермонтова и изучением поэтов серебряного века. Мы строили шалаш из ковра. И когда я брал штурмом Берлин (шалаш) и кричал, что есть мочи «Гитлер капут!», моя нога задела мамину любимую хрустальную вазу.

Честное слово, я до сих пор помню этот скрип, с которым она срывалась с тумбочки… Конечно же, на звон битого стекла прибежали родители. Был учинен допрос с пристрастием «Кто?! Как?! Зачем?! Почему?!» План в моей голове созрел молниеносно. Я показал пальцем на кота, мирно трущегося задницей о новый ковер и изрек:
— Это все Кипиш. Он ее скинул.

В последующие три секунды кот с противным воплем вылетел, как Юрий Гагарин, в окно, а Коленька лишь успел озвучить первое, что пришло ему на ум:
— Да ну нахер! — и получил леща.

Кстати, лещей он отхватывал, как бывалый солдат, с чувством достоинства и без единого звука.

В угол нас ставили со словами:
— Ну в кого ты у нас такой брехливый?
На что я злобно заметил:
— Как в кого, в родителей…

Acid

Парадокс мегаполисов: мы знаем, что если выехать до начала рабочего дня за час, то опоздаем на полтора, а если выехать за полтора часа, то приедем на час раньше.

Только мужчины и коты с рождения, на генетическом уровне, обладают умением с жутко деловым видом лежать на диване.

— Холодно как-то, прямо замерзла вся.
— Включи обогреватель.
— Вообще-то это был тонкий намек.
— Намек понял. Ты хочешь, чтобы его включил я.

Читать дальше →

В один из зимних морозных дней, при минус двадцати за окном, а именно в пятницу, прочитав газету с предсказаниями шаманов-астрологов, жену обуяла невыносимая тяга к немедленным действиям. Ей захотелось, не выходя из жилища, сделать что-нибудь хорошее для всего человечества.
Однако, трезво прикинув свои возможности, она решила плюнуть на человечество и ограничиться рамками своей семьи.
И очень несвоевременно женщина вспомнила, что в кухне, над мойкой, с периодичностью одна капля в пять минут, жутко текут краны. И, что совсем уже было лишним, она решила попытаться исправить эту глобальную водопроводную несправедливость своими собственными силами.

Посадив вокруг себя, прямо на пол, празднично одетых по этому поводу двоих своих детей, она на место протечки красивой ленточкой привязала бантик. Дети довольные маминой смекалкой и рукастостью дружно зааплодировали. Она же зарделась от смущения.

Из кухни народ не уходил. Все остались смотреть, что из этого будет?
Через пять минут предательская капля набухла и со страшным шумом рухнула вниз. Еще через пять минут в ту же пропасть сорвалась следующая капля.
Хорошее дело гибло на корню…

Вроде бы падающие капли должны были охладить благие порывы зарвавшейся хозяйки, ведь видно же, что все усилия тщетны. Результат не оправдывал ожиданий и потраченных средств, так как даже обмазывание крана пластилином, должного эффекта не принесло.

Конечно, если бы этот глупый аппарат кумачовой раскраски, не попался ей на глаза, все бы обошлось, но телефон, ни к месту и тем более не ко времени, все-таки на глаза попался.
Руки у нее чесались не с той стороны и поэтому жена, стала звонить, вызывая, как она преувеличено-литературно говорила «мастеров», прямо по месту жительства.

Проблемы сантехников-водопроводчиков, а с ними и судный час, начинали приобретать зримые и вполне осязаемые очертания…

Как я уже заострял внимание, дело происходило в пятницу, а жена вызвала работников санитарной трубы (причем, она сделала это в общем-то неумышленно или — более правдоподобная версия — не подумав) на послеобеденное время, совершенно не учитывая колорит и особенности их тяжелого, но так нужного людям труда.
Как и договаривались с сочувствующим диспетчером ЖЭСа, скромные труженики производства пришли после обеда. С одним уточнением — после их обеда. Сантехническое явление приобрело зримые очертания, где-то около четырех часов дня. Парни явились бережно держась друг за друга, с плохо скрываемой боязнью расплескать содержимое в себе. Они были веселы и бесшабашны.

Сантехник пошел сплошь культурный, поэтому верхнюю униформу было решено оставить в прихожей.

Не торопясь, ребята залезли под мойку и с шутками, а также с сальными прибаутками, стали простым разводным ключом показывать там молодецкую удаль из серии «размахнись рука, раззудись плечо».
Как и предвиделось умудренному опытом нашей жизни читателю, вскорости они сорвали вентиль, только не тот, из которого капало, а тот, который перекрывает. Истины ради надо заметить, что труба, куда был присобачен сорванный вентиль, была трубой горячего водотока, о чем можно было без особого напряжения догадаться по крикам и воплям, незамедлительно раздавшимся из-под мойки.
Когда струя беспощадного кипятка, выметая сор из избы, сантехников и накопившиеся под раковиной трупы тараканов, ударила в противоположную стену, оба молодчика, так лихо орудовавшие разводным ключом, матерясь резво выбежали из квартиры, возможно в поисках лучшей доли, а возможно (в тот момент мы не могли этого знать) в поисках другого, более правильного крана.


Жена, стоя в дверях кухни, любовалась происходящими действиями лихих людей, держа на руках двухлетнего малютку. Ее, должно быть, не очень обрадовало то, как споро побежали с поля водопроводного боя, громыхая неснятой парадной кирзой, бойцы санитарно-технического фронта.

Глядя им вслед, ей нестерпимо захотелось упасть в обморок. Наличие дитяти на руках и очень естественное желание женщины досмотреть, чем вся эта комедия закончится, удержали ее от данного остроумного поступка.
Вода, шипя, дымя и пенясь, постепенно стала подбираться до уровня щиколоток. Женщине с ребенком стоять в кипятке было не совсем удобно.
Житейская ситуация, начинавшаяся как астрологическая комедия, стала выходить из-под контроля разума, превращаясь в водопроводную трагедию.

Героиня-мать, не глядя на то, что величаво, как в хорошем кино про «Титаник», по квартире поплыла семейная обувь, включая кеды главы семейства, вещи спасать не пыталась и всплытие половиков в коридорах и ковров в комнатах, восприняла со стоическим равнодушием — как знак свыше.

«Хотя, — заторможено припомнилось ей, — в астрологическом прогнозе об этом не упоминалось». Еще ей подумалось, что хорошо хоть месяц назад ремонт успели сделать, и, поднатужившись, сменили обои и обшивку пола. «Да! — вспомнила она, — на первом этаже живем, хоть не зальем никого.»

Шло время.
Еще шло.

Вода все прибывала. Вскоре наступил тот интересный момент, когда по месту жительства можно было открывать судоходство и начинать сплав деловой древесины.


Через сорок минут раздался зловещий топот кирзачей.
«Командор?» — с плохо скрываемой тревогой подумается образованному читателю. Нет, это вернулись дезертиры-водопроводчики.
При проведении перекрестного допроса, в ходе их попыток ослабить струю, «живущая по волнам» сквозь плотный поток мата, пара и другой неразборчивой речи, состоявшей в основном из междометий, выяснила.

Оказывается, они бегали куда-то вниз, пытаясь закрыть какой-то «е…ный, в мать...- перемать… вентиль», то есть, как бы отключить поступление кипятка в квартиру. Но вентиль старателями-добровольцами, проводившими до этого какие-то работы, был «спорчен.., не давал завертки по оси..,» ну и у них — «ни х.., ни в п...» — не получилось.
Запихнув детей в ванну и прихватив с собой на всякий случай вместо весла крышку от сливного бачка, героическая женщина голосом боцмана пиратской шхуны продолжала оттуда вести миролюбивые переговоры, в которых она за свои слова не ручалась и поэтому предлагала работникам, подождать мужа с дружками.

Санитарные техники, приняв предложенные правила игры всерьез, пожертвовали курткой, аккуратно плавающей в прихожей, и с ее помощью забили в трубу какую-то деревяшку, оторванную там же, на кухне. После этого они, оживленно беседуя между собой, быстро куда-то пошли, пообещав сегодня больше не приходить. Правда, вскоре они вернулись, так как куртка была одного из них.

Жена хозяина квартиры, до этого стоящая с детьми в ванной и готовая в любой момент к отплытию, дождалась, когда остынет вода, взяла в белы руки тряпку, в дальнейшем оказавшуюся второй курткой наших антигероев, и отогнав импровизированной шваброй дрейфующие ковры с обувью, с ее помощью собрала рекордное количество воды с квадратного метра жилплощади. К сожалению, в «Книгу рекордов Гиннеса» это достижение вряд ли будет занесено, по причине отсутствия международного жюри.


А что сам хозяин отсыревших и вздувшихся хором? Какова была его реакция, когда он наконец-то соизволил явиться по месту прописки?

Как человек не отличающийся излишней кровожадностью и людоедством, увидев результаты погрома хозяин остолбенел. Чуть погодя — осатанел. Его красноречивое молчание и пошедшее пятнами лицо свидетельствовали о внутреннем исполнении трагического монолога по мотивам известной песни «Раскинулось море широко», что-то типа «На палубу вышел, сознанья уж нет. В глазах у его помутилось...»

Когда пятна на лице перешли в стадию полного созревания, он стал говорить всякие грубые слова и предложения, короткие как действия мясника на рынке.

К его реакции мы просто обязаны отнестись с сочувственным пониманием. Кроме того, что во время исполнения монолога он пообещал поотрывать этим работникам все, до чего дотянутся умелые руки, в финале своего спича, воздев руки к небу, голосом, полным трагизма, он пригрозил им карой небесной.

Ходили слухи, что этих двоих лиходеев искали долго и упорно. Даже речь шла о том, что они ушли в леса, полностью перешли на подножный корм и с приходом лета одичали окончательно.

P.S. И только по ночам жена будила мужа ударами весла о воду. Ее манили неизведанные водные просторы. Она гребла по волне своей памяти классическим стилем заправского гурона-каноиста. Муж успокаивал ее как мог, называл «рыбкой», «русалкой», «такелажной оснасткой», после чего она успокаивалась, ненадолго засыпала для того, чтобы через некоторое время проснуться и снова грести…

Извините, понимаю, что эта темя уже всех достала, но пройти мимо не мог...

По мнению члена Лейбористской партии Великобритании Саймона Паркса, вооруженный конфликт на востоке Украины вспыхнул не случайно, пишет Chronicle Live. Во всем виноваты «нордические пришельцы» — именно они посоветовали Владимиру Путину начать интервенцию и дали ему «внеземное оружие», чтобы противостоять США, уверен британский политик, а уж он-то знает, о чем говорит.

Член Лейбористской партии Великобритании и представитель городского совета Уитби Саймон Паркс заявил, что советники президента России Владимира Путина – инопланетяне, сообщает Chronicle Live.

По словам британского политика, вооруженный конфликт на востоке Украины начался из-за вмешательства внеземных цивилизаций, пишет издание. Саймон Паркс, который, по его собственному утверждению, имел «сотни контактов» с инопланетянами, уверен, что за «агрессию Владимира Путина» несут ответственность так называемые «нордические пришельцы».

«Раньше Путин входил в группу людей, которых консультировали рептилоиды. Однако нордические пришельцы сделали Путину встречное предложение, – поведал Саймон Паркс. – Технологии, которыми нордические пришельцы снабжают Путина, равнозначны американским».

Кроме того, именно нордические пришельцы посоветовали Путину не идти на поводу у США, а сопротивляться им, полагает британский политик.

Ранее Саймон Паркс также заявлял, что его настоящий отец – рептилоид, и что он потерял девственность с пришельцем в возрасте пяти лет, напоминает Chronicle Live. Кроме того, он признался, что начал чувствовать инопланетное присутствие, еще находясь в утробе матери, и имеет сексуальную связь с инопланетянкой до четырех раз в год.

Я работаю в кино помрежем, или «хлопушкой». И внешне похожа на свою коллегу из мультика «Фильм! Фильм! Фильм». Это важная для сюжета деталь.

Летом снимали в глубоком Подмосковье.
Заканчивался часовой перерыв на обед. До обеда мы снимали во дворе пятиэтажного дома, а после должны были перейти на улицу неподалёку. Там, возле респектабельного двухэтажного особнячка, было место действия следующей сцены.

Актёрам поправляли грим, осветители допивали компот, а я вышла из двора и подошла к особнячку. Там «обманутые дольщики» уже укладывали рельсы под операторскую тележку.
На крыльце никого не было. Я уселась на широкие ступени и уткнулась в телефон – до появления основной группы оставалось несколько минут. Неожиданно сзади открылась дверь и слегка меня зацепила. Я ойкнула. Из двери вышел мужчина в светлом костюме. Окинул меня внимательным взором и спросил:
– Не пострадали?

Я помотала головой. Мужчина производил впечатление начальника. Я испугалась, что он щас начнет ругать: меня — за сидение на его ступеньках, а дольщиков — за рельсы у крыльца. Прецеденты агрессивно настроенных поселян были, так что я попыталась очаровательно улыбнуться.
– Простите пожалуйста. Я тут задумалась…
– Бывает, – улыбнулся он в ответ. – А что это вы тут делаете?
– Сериал снимаем.
– Серьёзно? О чём?

Завязалась беседа. Вернее, монолог. Мой. Начала с рассказа о сериале, а закончила своим мнением о нашем генеральном продюсере и состоянии отечественного кинематографа в целом. Незнакомец кивал, слушал и даже смеялся в правильных местах. Я начала смотреть на него с интересом.

Нюанс: мне конкретно за тридцать, и я не замужем. Не то чтобы меня это сильно угнетало, но… в родном городе меня уже записали в старые девы, а это нервирует. И иногда я воспринимаю некоторых мужчин как потенциальных кандидатов, так сказать, на руку, сердце и целлюлит. И этот мужчина – высокий, в отличном костюме – смотрелся ну оч-чень хорошо! В голове зазвучал марш Мендельсона.
Внутренний голос сказал: «В Ряжске все сдохнут от зависти!» Я, как обычно, велела ему заткнуться и продолжала изо всех сил улыбаться незнакомцу.
Посмотрела: кольца не было.

Подтянулась группа. В метре от нас встала гримёр Саша в ультракоротких шортах и начала действовать мне на нервы — своими бесконечными ногами, фигурой и юностью, — но незнакомец лишь мельком взглянул на Сашу, и продолжал разговор. Потом сказал:
— Мне пора. Вижу, вам тоже. Но вы позвоните как-нибудь. Или приходите, – протянул визитку и зашел внутрь. Возле двери была неброская табличка: «Центр «Оптимист». И всё.

Я перевела взгляд на визитку. Фамилия, имя. «Центр «Оптимист. Директор».
– Кто это и чего он хотел? – поинтересовалась Саша.
Я пожала плечами. Стояла, вертела визитку в руках, смущённо улыбалась и думала: если он дал мне свой номер, несмотря на юную блондинку рядом (в очень коротких шортах!), то, может и правда, я еще ничего?
– Странно, – сказала Саше. – «Центр «Оптимист». Директор». И всё. Что за центр, чем занимается – непонятно.
– Дай мне, – она взяла визитку, прочитала. А потом — перевернула её. На обратной стороне было написано: «ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ЛИШНЕГО ВЕСА И АЛКОГОЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ". Мы вам поможем. Приходите».

А я уже успела намечтать троих детей, золотистого ретривера и ипотеку.
Не-судь-ба.
Саша потом полсмены бегала от меня по площадке. И смеялась…

За ужином, как всегда собралась вся дружная семья Штукиных: Леночка Штукина, двенадцати лет, хулиганка с глазами цвета аквамарин, папа Штукин (папа Вася), мама Штукина (мама Тася) и бабушка Штукина… Вернее, она была, конечно же, никакая не Штукина, а Кузнецова. Как и мама Тася, пока не вышла замуж за Васю.

Читать дальше →