В ночь с 24 на 25 февраля в центре Варшавы на 25-летнюю белорусскую девушку напал мужчина, который изнасиловал ее и попытался задушить, — сейчас она находится в реанимации, где борется за свою жизнь. Некоторые польские СМИ после этого сообщили о том, что изнасилование произошло практически на глазах у нескольких очевидцев, которые проходили мимо, — и никто из них не только сам не помог девушке, но даже не вызвал полицию.

Но возможно ли вообще такое — чтобы очевидцы изнасилования никак не оказали бы помощь жертве, а равнодушно прошли мимо? К сожалению, как показывает история, возможны и более страшные события, когда свидетели полового преступления не только не помогают, но и становятся соучастниками.

Один из самых жутких таких случаев произошел почти сто лет назад в СССР.

Три десятка насильников и шесть часов издевательств

Советская пропаганда приложила очень много усилий к созданию романтизированного облика «первого государства рабочих и крестьян». В представлении многих людей, поверхностно знакомых с историей, СССР до сих пор предстает государством всеобщего благополучия, чье общество было если не образцом нравственности, то как минимум заметно более духовным, добродетельным и целомудренным, чем современное.

На самом деле СССР никогда не был утопией для рабочих и крестьян, которой стремился стать на словах, — ни до, ни после Сталина, ни тем более во время его правления. И общество Советского Союза с самых первых лет его существования отнюдь не было лишено человеческих пороков, бытовавших в других странах. Причем касалось это не только отдаленных уголков огромной страны.

Очень показательной в этом отношении выглядит публикация от 8 февраля 1925 года в газете «Ленинградская правда», которая печаталась во «второй столице» СССР Ленинграде (который всего за несколько лет до этого был столицей Российской империи):

«Молодежь полна энергии, но не знает, куда ее девать. Силушка по живчикам переливается. Начинается все с мелочей — покататься на «колбасе» (то есть проехать на подножке трамвая. — Прим. ред.), в кино набросать разной пакости на шапочку впереди сидящей девушке… Нападение на пионеров во время занятий, оскорбление и избиение прохожих, в особенности девушек… Город, носящий имя Ленина, должен быть очищен от хулиганства».

Отчаянный призыв ленинградских газетчиков, возможно, и был услышан ответственными органами — но за последовавшие полтора года в жизнь точно не воплотился.

21 августа 1926 года около десяти вечера девятнадцатилетняя рабочая одной из городских фабрик Любовь Белова возвращалась домой по Лиговской улице (сейчас это одноименный проспект). Девушка недавно приехала в Ленинград из родной деревни, чтобы поступить на рабфак (рабочий факультет — учреждение образования, которое готовило рабочих и крестьян к поступлению в вузы). Впереди она увидела пьяную толпу и, чтобы обойти ее, свернула в спокойный с виду Чубаров (теперь Транспортный) переулок.

В темноте переулка к ней подошел сильно пьяный молодой мужчина — житель Ленинграда Павел Кочергин. На его предложение «прогуляться» Любовь ответила отказом — и тогда на помощь к «оскорбленному» товарищу бросились его приятели. Всемером они навалились на девушку, накинули ей на лицо тряпку, пропитанную махоркой, и уволокли в большой неосвещенный сад Сан-Галли, примыкающий к заводу «Красный кооператор». Там испуганную девушку избили, повалили на землю и начали насиловать.

Первым был сам Кочергин. Пока его приятели стояли «в очереди», на шум стали подтягиваться случайные прохожие — в основном рабочие того самого завода «Кооператор». Им насильники тоже предложили «позабавиться», причем один из хулиганов начал собирать с желающих по 15−20 копеек себе на водку. Девушка постоянно теряла сознание, и для приведения в чувство ее постоянно дергали за волосы, трясли и щипали. Насиловали жертву около шести часов — и отпустили только в пятом часу утра.

«Большинству насильников было от 17 до 25 лет, — рассказывало в 2011 году российское издание argumenti.ru. — Безработные, рабочие завода «Красный кооператор», старшеклассники. Вот Костя Кочергин — гордость завода, бывший краснофлотец, комсорг (руководитель первичной ячейки комсомола. — Прим. ред.). Женился недавно. Правда, с женой в тот вечер поругался. Выскочил злой за дверь, решил по парку пройтись (жил рядом). А там — радостный крик: «Бабу повели!» Вот солидный дядечка, ему за 50. Тоже с «Кооператора». Поддал с приятелями, шел домой, заметил — парни какие-то толпятся. Подошел, посмотрел. Решил тряхнуть стариной. Среди собравшихся оказались ребята из его цеха, они уважительно пропустили старшего товарища без очереди. Вот Мишка Осипов — этот прямо артист! Мало, что вместе с Кочергиным-младшим и Михайловым девку поймал! Он, когда сам закончил свое дело, — начал с кепкой народ обходить и собирать по двадцать копеек «за удовольствие»».

Истерзанная и полуживая Любовь при помощи случайного прохожего с трудом добралась до отделения милиции, где сообщила, что над ней надругались около тридцати человек. Девушка запомнила несколько имен и кличек и описала приметы части насильников. Милиция по горячим следам устроила облаву силами трех поднятых по тревоге отделений и уже к десяти утра задержала большинство преступников.

Попытки обвинить жертву и наказание по максимуму

Страшное изнасилование в центральной части города взбудоражило Ленинград. По заводам и предприятиям прошла волна митингов и собраний с требованием сурово покарать «чубаровцев». Граждане требовали расстрелять насильников. К этому требованию присоединились и власти в лице наркома внутренних дел РСФСР Александра Белобородова, который потребовал «вышку» для «чубаровцев» в интервью «Красной газете».

Проблема была в том, что Уголовный кодекс РСФСР того времени предусматривал за изнасилование лишь наказание в виде лишения свободы на срок не менее трех лет (без обозначения верхней планки).

Несмотря на то, что насильников задержали практически сразу, суд над ними начался только 16 декабря. Полгода ушло на лечение пострадавшей и почти всех преступников от гонореи. Оказалось, что на момент нападения трое насильников болели ею. Они заразили как жертву, так и почти всех остальных участников.

Перед судом предстали 27 человек. Всем обвиняемым предоставили возможность высказаться. Кочергин отрицал свою вину и утверждал, что «столковался с потерпевшей за деньги». Этой же версии придерживались и другие подсудимые, а также свидетели с их стороны.

Особенно ярким было выступление проходившего по делу свидетелем комсорга завода «Кооператор» Константина Кочергина, брата главного подсудимого — он уже упоминался выше. Его клевета в отношении Беловой была настолько явной, что в итоге и комсорг-свидетель попал на скамью подсудимых — за дачу заведомо ложных показаний.

Но обвиняемые все равно утверждали: «Да мы ее за проститутку приняли! Разве будет «порядочная» здесь в такое время ходить? А раз проститутка — значит, можно! Вот и поволокли в сад, заткнули рот…» Это, кстати, распространенный до сих пор пример попытки перекладывания ответственности на жертву — мол, та сама спровоцировала преступников.

Обвинители в свою очередь подчеркивали отрицательные последствия «романтизации» насильников, которые дружно выгораживали друг друга, у части общества. «Чубаров переулок ощетинивается железной солидарностью своих хулиганов», — так описывался метод поведения насильников на суде в одной из многочисленных статей, посвященных этому судебному процессу.

Невозможность вынести смертный приговор за изнасилование в соответствии с Уголовным кодексом породила целую череду «рационализаторских предложений» на предмет того, как поступить с преступниками. Ленинградское бюро краеведения рекомендовало выслать «чубаровцев» (и их последователей из числа ленинградской шпаны) на необитаемые острова в Белом море. А врач одной из тюремных больниц Ленинграда предложил лечить от хулиганства с помощью трепанации черепа. Он утверждал, что уже испробовал свой метод на одном из хулиганов, который за свои проступки не выходил из карцера. Якобы после трепанации у того изменился характер, он принял активное участие в культурно-просветительской работе и организовал музыкальный кружок.

Впрочем, суд обошелся без этих экзотических наказаний. Преступление насильников признали «угрозой основам советского правопорядка», что позволило использовать в отношении них высшую меру.

Павла Кочергина и шестерых его первоначальных подельников приговорили к смертной казни (впоследствии двух из них власти помиловали), остальных осужденных отправили в Соловецкий лагерь особого назначения на сроки до десяти лет.





Отголоски

Суд над Кочергиным и его сообщниками-насильниками и суровый приговор вызвали озлобленную реакцию со стороны ленинградского криминалитета. В городе участились нападения на постовых милиционеров, провластных активистов, было совершено еще несколько групповых изнасилований.

Недовольные ходом процесса «антиобщественные элементы» даже самоорганизовались в «Союз советских хулиганов». Еще в ходе подготовки к суду «Союз» рассылал записки с угрозами членам суда, работникам прокуратуры, в редакции газет. Затем участники группировки сожгли завод «Кооператор», рабочими которого было большинство осужденных «чубаровцев», и устроили большой пожар на железнодорожных складах.

Советская власть ответила на этот всплеск насилия симметрично. Сначала был задержан и расстрелян лидер «Союза советских хулиганов» некто Дубинин, затем в разных районах Ленинграда были ликвидированы и другие хулиганские группировки с их лидерами. Вслед за Ленинградом «чубаровские» процессы прокатились по всему СССР — и судили на них уже не только за изнасилования. Развернулась полноценная кампания по борьбе с уличным хулиганством на государственном уровне.

Борьба эта растянулась на долгие годы. Так, в 1934 году в Ленинграде, в том числе и за групповые изнасилования, судили шайку братьев Шемогайловых из 57 человек. Впрочем, одну из потенциальных жертв тогда отбили у преступников проходившие мимо неравнодушные рабочие, которые вдобавок крепко побили распоясавшихся хулиганов. Избитую и находившуюся без сознания девушку все равно пришлось направить в больницу, где она пролежала несколько недель.