Черноморское побережье Кавказа — это горная местность, пересечённая множеством ручьёв и рек, более крупные из которых в местах своего выхода к морю нарастили дельты, представляющие широкие низменные пространства, где они ещё относительно недавно были покрыты густыми и тёмными лесами колхидского типа. Многочисленные колючие лианы — сассапариль, ежевика и прочие делали их в прошлом почти непроходимыми.


Археолог Лев Николаевич Соловьев утверждал: «Исследования последних лет заставляют считать, что было время, когда этих дельт не существовало, а вместо этого, в эпоху раннего и развитого неолита (нового каменного века) морской берег был изрезан глубокими бухтами, в которые впадали многоводные реки. Это обстоятельство создавало особенно благоприятные условия для распространения среди берегового неолитического населения рыболовства, сопряжённого с охотой и начатками земледельческо-скотоводческого воспроизводящего хозяйства.

Естественной промысловой территорией каждой такой, несомненно уже оседлой группы было зеркало залива или лагуны, за пределы которой в открытое море вряд ли рисковали выезжать на утлых челнах-однодревках первобытные рыболовы. Недоступная пока ещё морская стихия и дремучие леса ограничивали возможность сообщения между собою этих небольших обществ. Этим объясняется та дробность культур эпохи неолита, которая выясняется археологическими исследованиями последних лет».

В конце неолитической эпохи произошло небольшое отступление моря, бухты отделились от моря песчано-галечной пересыпью, начали постепенно заполняться выносами рек. Выравнивание берега способствовало развитию сухопутного сообщения по единственно возможной естественной дороге побережья – морскому пляжу. Береговые общества вступили между собою в более тесный контакт.
А вот связи берегового населения с горцами почти отсутствовали.

Лес при пересечённой местности и обилии колючих лиан был непреодолимой стеною, отгораживающей горные пещеры — естественные жилища горцев от береговой полосы.

Подтверждение этому было получено Л.Н. Соловьёвым при раскопках находящейся в 22 км от берега моря, в истоках реки Кудепсты, Воронцовской пещеры, где в 1953-54 гг. была обнаружена и исследована небольшая стоянка.



Древности Воронцовской пещеры, исследованные раскопками, имеют несомненное своеобразие. Создаётся даже впечатление изолированности их от памятников соседних территорий.

Культура «поморов» береговых поселений и культура «горцев», обитателей Очажного грота (в 2500-2200 гг. до н.э.), одновременны. Несмотря на это и на небольшое расстояние в 20 км, отделяющие их друг от друга, между ними почти нет общего.

Чтобы объяснить такое положение, мы должны учесть разницу хозяйственного уклада обоих обществ.



Интересы скотоводов, какими были тогда обитатели Воронцовской пещеры, были связаны с лишёнными леса пространствами Главного хребта и его отрогов, где восемь месяцев в году можно было иметь выпас на роскошных субальпийских лугах. При таком положении гораздо легче устанавливалась общность с горцами, обитавшими по ту сторону хребта в верховьях притоков р. Кубань.

Это были племена, создавшие впоследствии Майкопскую культуру. Каменные браслеты из серпантина Очажного грота, по форме совершенно идентичны браслетам Нальчикского могильника и, несомненно изготовлены где-то в пределах серпантинного пояса, идущего от верховьев Лабы и Кяфара к верховьям Терека и его притоков.

Мало того, уже в ту эпоху имелись какие-то культурные связи с переднеазиатским миром, о чём свидетельствуют, например, мангалы Очажного грота, восходящие к жаровням Сиалки и Суз, или каменные мотыжки одновременного берегового поселения Псоу, распространённые также в Сирии и Месопотамии в эпоху позднего неолита.

Ярче всего, по мнению Л.Н. Соловьёва, выразились культурные связи с Переднеазиатским культурным миром в распространении на Черноморском побережье Кавказа обычая сооружать для погребения умерших членов рода большие каменные гробницы-дольмены. Строительство дольменов из всех территорий Малой Азии характерно в особенности для Сирии и Палестины.

Единство форм материальной культуры в эту эпоху на значительной части морского побережья позволило выделить Л.Н. Соловьёву здесь особую культурную группу — «Южно-дольменную» культуру.

Возвращаясь к Воронцовской пещере, отметим происходившие изменения в жизни обитавшей здесь поздненеолитической группы. Очажный грот своим широким отверстием выходил в узкое, с крутыми стенками, ущелье истока р. Кудепсты. Сообщение с плато осуществлялось при помощи приставных лестниц.

При пограничном положении пещеры это представляло большую пользу для самозащиты, но расширение земледелия и начавшийся переход к отгонному скотоводству, увеличение стада вызвали необходимость перебраться в верхний этаж, откуда имелся хороший выход на плато. Местом обитания стал грот Тоннель.

Затем в жизни обитателей пещеры происходят какие-то очень важные события, приведшие к перерыву в обитании глубоких частей пещеры. В то же время на площадке у входа в верхний этаж пещеры появляются следы обитания иного населения, в керамике которого археологи легко узнали все признаки, характеризующие посуду «берегового» населения «Южно-дольменной» культуры. Это довольно грубая и хуже обожжённая плоскодонная посуда сглаживалась снаружи и изнутри гребёнкой, имела петельчатые ручки и украшалась в ряде случаев разнообразным резным и налепным орнаментом, никогда не встречавшимся на посуде «горцев». Эти события вряд ли можно понимать как «пограничное недоразумение», так как они почти совпали со сменой населения на противоположной границе «Южно-дольменной» культурной группы, в устье р. Ингура.

Рассматривая эти события как агрессию усилившейся Южно-дольменной группы, надо учесть и возможные непосредственные поводы. К этому времени в хозяйстве береговых поселений уже появились стада домашних животных. Содержание животных летом, когда жара и мухи угнетающе действуют на животных, становилось всё более затруднительным, и появилась необходимость отгона их на высокогорные пастбища, где всем бы хватало простора, но дорога к субальпийским лугам была в руках «горцев». По всей вероятности это и вызвало решительное столкновение «горцев» с «поморами». Лучшее вооружение и количественное преимущество последних было, по-видимому, причиной оставления Воронцовских пещер прежними обитателями. Перерыв в обитании глубоких частей пещеры был недолгим и вряд ли превышал одно-два столетия. Раскопки Л.Н. Соловьёва и Т.Н. Высотской в гротах верхнего этажа: Заложенном, Колокольном и Тоннеле показали, что после перерыва здесь снова поселились «горцы».

Новое в жизни обитателей Воронцовской пещеры заключается в решительном отказе от прежней изоляции. Связи с «береговым» населением делаются более постоянными и, вероятно, более мирными.

Продолжается связь Воронцовской пещеры с Малой Азией. Прослеживается сходство керамической посуды с посудой Месопотамии, Центральной Анатолии. Кинжальчик-бритва, найденный в Заложенном гроте Воронцовской пещеры, напоминает подобный кинжальчик с округлым концом со стоянки Тепе-Гавра у границ Месопотамии. В поселениях Малой Азии этого времени в большом употреблении были передвижные очажные мангалы, близкие мангалам Очажного грота.

Там же найдена и медная кирка, близко напоминающая одно из орудий Майкопского кургана. Эти сопоставления с древностями Малой Азии приводят к датировке стоянок Заложенного и Колокольного грота временем 2100-1800 лет до н.э.

Почти у всех исследователей, изучавших инвентарь Майкопского и Новосвободинского курганов, не было сомнения, что в них многие предметы, в частности все металлические вещи представляют не местные изделия, а доставлены из стран Переднего Востока. Местная металлургия для этого далёкого времени отрицается. Вопрос о том, из каких именно культурных центров и каким путём доставлялись эти изделия остаётся нерешённым. Высказывались предположения, что способом их приобретения был межплеменной обмен.

Однако, в последнее время существование морской торговли для рубежа III – II тысячелетий находит всё больше и больше подтверждений.

Известный исследователь Древнего Востока Гордон Чайлд, отмечая большое количество импортных изделий в Египте III тысячелетия, допускает, что регулярные торговые сношения начались с торговли металлом и что почти за 2000 лет до н.э. глиняную посуду с Крита вывозили на Кипр, в Сирию, Египет.

Археолог Александр Александрович Иессен считает наилучшим объяснением факта попадания изделий Эгейского мира на рубеже III-II тысячелетия в Северное Причерноморье существование морского каботажного пути вдоль Западного берега Чёрного моря.

Л.Н. Соловьёв поставил вопрос о существовании подобного же пути вдоль восточных и южных берегов Чёрного моря, ведущего к Сирийско-Палестинскому побережью Средиземного моря. Если бы в торговле преобладали сухопутные связи, они неизбежно должны были бы идти через территорию Южного Кавказа, перенося и свойственные последнему формы изделий. Но таких элементов в Южно-дольменной культуре не наблюдается.

Строительство дольменов в своём распространении из Сирии и Палестины преимущественно передаётся Северо-западному Кавказу, минуя области, расположенные южнее.

Наконец, в Воронцовской пещере оказались непосредственные следы пребывания чужеземных купцов. В одном слое здесь оказались импортные металлические изделия, довольно большое количество фрагментов малоазийской импортной керамики и, что наиболее интересно, большое количество створок съеденных морских моллюсков – мидий и дрейссензий.

Разумеется, их нахождение в пещере, в 22 км от берега моря, не может быть объяснено пристрастием «горцев» к морским моллюскам, тем более, что до сего времени употребление в пищу моллюсков не отмечалось в древних стоянках Черноморского побережья Кавказа. С другой стороны, нам известно, что до постройки Краснополянского шоссе сообщение с Красной поляной осуществлялось по старой «черкесской» дороге, следы которой сохранились в ближайшем соседстве с Воронцовской пещерой.

С большой долей вероятности можно предположить, что иноземные купцы, которыми могли быть и обитатели Сирийско-Палестинского побережья – финикийцы и другие обитатели западных берегов Малой Азии, находили здесь свой первый ночлег по дороге к Краснополянскому перевалу (перевал Псеашхо) и здесь съедали запас своей любимой пищи – морских моллюсков.

Для Прикубанья ими могли доставляться предметы из металла, дорогие ткани, предметы роскоши, возможно и соль, добываемая путём выпарки из морской воды на побережье. Обратно вывозились продукты скотоводства – шкуры, скот, продукты собирательства и охоты – меха, мёд, воск и наиболее важные товары – рыба и золото, возможно уже тогда добывавшиеся на р. Лабе.
Жители Воронцовской пещеры были непосредственными участниками этой торговли в качестве проводников и конвоя.

Установление этих морских и перевальных связей в конце III тысячелетия оставило глубокий след в развитии племён Северо-западного Кавказа. С одной стороны, это способствовало установлению мирных отношений между «береговыми» племенами и племенами, населявшими горную часть и равнины Прикубанья. Между прочим, это отразилось и в распространении строительства дольменов на другие части Кавказа. Заморские связи, установившиеся кратчайшим путём с Малой Азией, по-видимому, и следует считать причиной яркой вспышки Майкопского культурного центра, удивлявшей исследователей.

В связи с постановкой проблемы о морских сношениях Черноморского побережья Кавказа могут встать и другие интересные вопросы. Принимало ли в этих отношениях какое-либо участие местное «береговое» население? Занятие рыболовством, зафиксированное в таких приморских поселениях, как Псоу, предполагает существование лодок, выходивших в море, а наличие, вероятно, ещё с энеолита местной выпарки соли из морской воды, развившись в промысел, давало чрезвычайно нужный и ценный объект торговли – соль.

Примеры каботажной торговли солью на Кавказском побережье известны в античное время и средние века, но в это далёкое время движение соли происходило не от крымских берегов, где соли ещё не было в продаже, так как там ещё не образовались знаменитые Сивашские озёра с самосадочной солью, а, наоборот, от кавказских берегов.

Костиников В.Н., историк, кандидат наук