Охотник собрался на охоту в тайгу, местности не знает, берёт с собой проводника из местных,
идут по тайге — проводник впереди, прорубает чащу топором с длинным топорищем,
охотник идёт за ним с ружьём, в спину дышит…
Хлоп! из чащи медведь на встречу. Проводник замер с поднятым топором, медведь тоже замер, проводник, не оборачиваясь, говорит охотнику вполголоса:
— Иди сюда…
Сзади тишина, он снова повторяет:
— Иди сюда!
Сзади опять тишина, он в третий раз уже аж шипит:
— ИДИ СЮДА, БЛ9ТЬ!
Сзади голос охотника на пол-тона тише:
— На#«й ты его зовёшь?


— Здесь больно?
— Нет, доктор.
— А здесь?
— Нет.
— А вот здесь?
— Это кошелёк.
— Больно?
— Да.

Все перемены — к лучшему. Это вам скажет любой школьник.

Наша промышленность стала выпускать обои с уже готовым клеящим слоем, для активизации которого достаточно провести языком по его поверхности.

Вечерами делаем с внуком уроки. За каждую ошибку заставляю его отжиматься по десять раз.
Если он вырастет тупым, то хотя бы будет сильным.

Давным-давно было, в восьмидесятых, когда СССР был самой читающей страной мира, и все выписывали газеты и журналы. Какой-то „мудрец“ разделил всю подписку на дефицит и прочую… Журнал „Радио“, который мне был нужен, попал в разряд дефицита, и к нему надо было брать еще что-нибудь из прочего… Я пролистал весь каталог и нашел газету, называлась „Дась лу!“, что в переводе с удмуртского „Будь готов!“. Своей письменности у удмуртов нет, поэтому пользуются кириллицей. Подписка на газету стоила за год всего 24 копейки, и выходила „Дась лу!“ с периодичностью два раза в месяц. Спросил на почте: „Обязательно ли выписывать на свой адрес?“ Ответили, что хоть на Биробиджанский.
Я решил подшутить и выписал на адрес, который первым пришёл в голову, кого-то с работы, в общем… Было это в августе, выходить газета будет с Нового года. Ну и забыл успешно про это дело, конечно…
После новогодних праздников пришёл тот товарищ на работу, на всех посмотрел испепеляюще и сказал, что все сволочи, гады и прочая, что он из-нас чуть пить не бросил… Как было дело. Второго января, когда встреча Нового года в самом разгаре была, вышел он покурить и видит в своём почтовом ящике газетку… Решил почитать… НО НИ ОДНОГО СЛОВА „НЕ УГАДАЛ“! Понял, что пора бросать пить. Вернулся в квартиру, ушёл в спальню и впал в депрессию, пока кто-то не зашел и тоже не смог прочитать… Только тогда и отпустило…

Идеальная семья:
папа работает,
мама красивая

мы подошли к барану сзади
в руках сжимая топоры
дрова мангал вино гитару
а он возьми и обернись

В книжных магазинах половина книг о Джобсе. Скоро, наверно, появятся „Джобс в октябре“, „Джобс и печник“, „Джобс и человек с ружьём“.

-ты уверенна, что мы будем счастливы?
-да, прощай.

не для того меня мама учила ходить и говорить, что бы я здесь сидела и молчала.

— Хочу пить и бить любимых.
— Может, любить и быть любимым?
— А пить?

Одною водкой сыт не будешь
Поэтому берите три.

Женщина должна уметь закатывать три вещи: банки, глаза и истерику.
С губой сложнее.

лежишь мечтаешь, как придушишь,
как спрячешь тело в гараже
тут бац и золотая свадьба
уже…

— Что ж вы, Фёдор Михайлович, родненький, опять Ивана Сергеевича забанили?!
— А от того, что он — подлец, Аня, хуже того, фетюк!
— Что так, голубчик, Феденька? Чем же вас Иван Сергеевич снова не угодил?
— Ведь он третьего дня, скотина, написал в аккаунт худое слово про наш русский табак! Что русский папиросный табак — дрянь против виржинского! Это меня так за живое взяло, что я с ним сцепился. И многая гадостей ему написал, и всюду ему замечания на вид ставил, и до утра пикировался.
— А он что?
— Оделся, скотина, в тогу высокомерия. Дескать, вот еще — о тебя мараться. Не снизойду!
— Господи, страсти-то какие!
— Это меня, Аня, еще пуще встрясло! Я, кабы он снизошел, я бы — отстал, быть может! Ко всему прочему, челядь, подписчики его, сворота, облизяны, стали мне на вид пенять.
Мне — русскому писателю! Тут уж я вскипел, послал его матерно, да и забанил к чёрту!
— Ну и отдохнете, Феденька, от фейсбука.
— А я, Аня, хитрец. Я с другого аккаунта ему теперь пишу, дергаю саркастически. Такая потеха теперь. А он, что муха, корячится, подозревает, что я — тут, а доказать не может!